Неточные совпадения
А кругом, над головами, скалы, горы, крутизны, с красивыми оврагами, и все поросло лесом и лесом. Крюднер
ударил топором по пню, на котором мы сидели перед хижиной; он сверху весь серый; но едва топор сорвал кору, как под ней заалело
дерево, точно кровь. У хижины тек ручеек,
в котором бродили красноносые утки. Ручеек можно перешагнуть, а воды
в нем так мало, что нельзя и рук вымыть.
Дом американского консула Каннингама, который
в то же время и представитель здесь знаменитого американского торгового дома Россель и Ко, один из лучших
в Шанхае. Постройка такого дома обходится ‹
в› 50 тысяч долларов. Кругом его парк, или, вернее, двор с
деревьями. Широкая веранда опирается на красивую колоннаду. Летом, должно быть, прохладно: солнце не
ударяет в стекла, защищаемые посредством жалюзи.
В подъезде, под навесом балкона, стояла большая пушка, направленная на улицу.
— Устрой, милостивый господи, все на пользу… — вслух думал старый верный слуга, поплевывая на суконку. — Уж, кажется, так бы хорошо, так бы хорошо… Вот думать, так не придумать!.. А из себя-то какой молодец…
в прероду свою вышел. Отец-от вон какое
дерево был: как, бывало, размахнется да
ударит, так замертво и вынесут.
И Алеша с увлечением, видимо сам только что теперь внезапно попав на идею, припомнил, как
в последнем свидании с Митей, вечером, у
дерева, по дороге к монастырю, Митя,
ударяя себя
в грудь, «
в верхнюю часть груди», несколько раз повторил ему, что у него есть средство восстановить свою честь, что средство это здесь, вот тут, на его груди… «Я подумал тогда, что он,
ударяя себя
в грудь, говорил о своем сердце, — продолжал Алеша, — о том, что
в сердце своем мог бы отыскать силы, чтобы выйти из одного какого-то ужасного позора, который предстоял ему и о котором он даже мне не смел признаться.
Подъехав к господскому дому, он увидел белое платье, мелькающее между
деревьями сада.
В это время Антон
ударил по лошадям и, повинуясь честолюбию, общему и деревенским кучерам как и извозчикам, пустился во весь дух через мост и мимо села. Выехав из деревни, поднялись они на гору, и Владимир увидел березовую рощу и влево на открытом месте серенький домик с красной кровлею; сердце
в нем забилось; перед собою видел он Кистеневку и бедный дом своего отца.
Он ушёл на завод и долго сидел там, глядя, как бородатый Михайло, пятясь задом, шлихтует верёвку, протирая её поочерёдно то конским волосом, то мокрой тряпицей. Мужик размахивал руками так, как будто ему хотелось идти вперёд, а кто-то толкает его
в грудь и он невольно пятится назад. Под ноги ему подвернулась бобина, он оттолкнул её,
ударив пяткой. Конус
дерева откатился и, сделав полукруг, снова лёг под ноги, и снова Михайло, не оглядываясь, отшвырнул его, а он опять подкатился под ноги.
Дважды
ударил колокол, — вздрогнув, заныли стёкла окон, проснулся ночной сторож, лениво застучала трещотка, и точно некто ласковый, тихонько вздохнув, погладил мягкой рукою
деревья в саду.
Что-то
в ее тоне напомнило мне случай детства, когда, сделав лук, я поддался увещаниям жестоких мальчишек —
ударить выгибом
дерева этого самодельного оружия по земле. Они не объяснили мне, зачем это нужно, только твердили: «Ты сам увидишь». Я смутно чувствовал, что дело не ладно, но не мог удержаться от искушения и
ударил. Тетива лопнула.
Оленин еще был сзади, когда старик остановился и стал оглядывать
дерево. Петух тордокнул с
дерева на собаку, лаявшую на него, и Оленин увидал фазана. Но
в то же время раздался выстрел, как из пушки, из здоровенного ружья Ерошки, и петух вспорхнул, теряя перья, и упал наземь. Подходя к старику, Оленин спугнул другого. Выпростав ружье, он повел и
ударил. Фазан взвился колом кверху и потом, как камень, цепляясь за ветки, упал
в чащу.
Эге! Вдруг слышу, кто-то около сторожки ходит… подошел к
дереву, панского коня отвязал. Захрапел конь,
ударил копытом; как пустится
в лес, скоро и топот затих… Потом слышу, опять кто-то по дороге скачет, уже к сторожке. Подскакал вплоть, соскочил с седла на землю и прямо к окну.
Он оттолкнулся от
дерева, — фуражка с головы его упала. Наклоняясь, чтоб поднять её, он не мог отвести глаз с памятника меняле и приёмщику краденого. Ему было душно, нехорошо, лицо налилось кровью, глаза болели от напряжения. С большим усилием он оторвал их от камня, подошёл к самой ограде, схватился руками за прутья и, вздрогнув от ненависти, плюнул на могилу… Уходя прочь от неё, он так крепко
ударял в землю ногами, точно хотел сделать больно ей!..
Толкнув ногами землю, он подпрыгнул вверх и согнул ноги
в коленях. Его больно дёрнуло за ушами,
ударило в голову каким-то странным, внутренним ударом; ошеломлённый, он всем телом упал на жёсткую землю, перевернулся и покатился вниз, цепляясь руками за корни
деревьев, стукаясь головой о стволы, теряя сознание.
Герасим не мог их слышать, не мог он слышать также чуткого ночного шушукания
деревьев, мимо которых его проносили сильные его ноги; но он чувствовал знакомый запах поспевающей ржи, которым так и веяло с темных полей, чувствовал, как ветер, летевший к нему навстречу, — ветер с родины, — ласково
ударял в его лицо, играл
в его волосах и бороде; видел перед собою белеющую дорогу — дорогу домой, прямую, как стрела; видел
в небе несчетные звезды, светившие его путь, и, как лев, выступал сильно и бодро, так что когда восходящее солнце озарило своими влажно-красными лучами только что расходившегося молодца, между Москвой и им легло уже тридцать пять верст…
— Похвальная воспитанность (Асе). Опасная мечтательность (мне). Мы едем… — И вдруг
в мое ухо
ударяет созвучие: Тур-унд-Таксис. И молниеносное видение башни
в плюще. Ныне, впервые, над этим задумавшись, понимаю: Thurn, принятая мою за Turm [Башню (нем.).], — давало французскую tour (башню), a Taxis, по созвучию с растительным Taxus, точного значения которого я тогда не знала (тисовое
дерево, тис), давало плющ. Тур-унд-Таксис. Башня
в плюще.
Вот какая-то деревушка, ни одного огонька
в ней. Опять лес, поле, опять сбились с дороги и кучер слезал с козел и танцевал. Тройка понесла по темной аллее, понесла быстро, и горячая пристяжная била по передку саней. Здесь
деревья шумели гулко, страшно, и не было видно ни зги, точно неслись куда-то
в пропасть, и вдруг —
ударил в глаза яркий свет подъезда и окон, раздался добродушный, заливчатый лай, голоса… Приехали.
Вам случалось видеть старые
деревья при большой дороге,
в которые
ударила молния: зелень ветвей — и черное обугленное дупло на месте сердцевины.